Если бы в описываемую нами минуту над Парижем летало существо, наделенное крыльями летучей мыши или совы, то оно увидело бы под собой очень унылую картину.
Весь старый квартал Рынка, образующий как бы город в городе, пересекаемый улицами Сен-Дени и Сен-Мартен, покрытый запутанной сетью множества переулков и превращенный бунтовщиками в редут и склад оружия, представлялся бы этому существу в виде громадной мрачной ямы, вырытой в самом центре Парижа. В этом месте взор как бы погружался в бездну. Из-за разбитых фонарей и закрытых наглухо окон там отсутствовал всякий свет, всякая жизнь, всякий шум, всякое движение. В домах царили страх, печаль и уныние, а на улицах царило нечто вроде ужаса. Мрак был так густ, что в нем нельзя было отличить ни длинных рядов этажей и окон, ни кружевного узора кровель и дымовых труб, не было видно и отблесков мокрой и грязной мостовой. Взгляд, устремленный сверху в этот мрак, быть может, приметил бы там и сям неясные мелькающие огни, в которых выступали какие-то странные, ломаные линии, очертания каких-то необыкновенных сооружений, нечто вроде мелькающих по развалинам светящихся точек: это были баррикады. Остальное представляло туманное, подавляющее своим зловещим видом озеро мрака, над которым неподвижными грозными силуэтами высилось несколько тех больших зданий, как, например, башня Сен-Жак и церковь Сен-Мерри, которые человеку кажутся исполинами, когда ночь превращает их в призраки. Вокруг этого пустынного и наводящего страх лабиринта, в кварталах, где обычное городское движение не было прекращено и где виднелись редкие фонари, воздушный наблюдатель мог бы отличить сверкание стальных штыков и сабель, глухой гул передвигавшейся артиллерии и молчаливое движение батальонов, возраставшее с каждой минутой. Это был грозный пояс войск, тихо стягивавшихся вокруг мятежников.
Квартал, занятый мятежниками, представлял собою род чудовищной пещеры. В нем все казалось уснувшим и неподвижным, и, как мы уже видели, каждая улица этого квартала представляла взору один мрак — мрак страшный, наполненный западнями, невидимыми и неизвестными опасностями, куда страшно проникать и где не менее страшно находиться. Входившие туда трепетали перед теми, которые их ожидали, а ожидавшие — перед теми, которые шли к ним. За каждым углом улиц чуялись засевшие там незримые бойцы, под покровом ночи чувствовались козни смерти. Все было кончено. Теперь не было никакой надежды на другой свет, кроме молниеносного света выстрелов, нельзя было ожидать другой встречи, кроме встречи со смертью. Где, как и когда — этого никто не знал. Знали только, что встреча с нею неизбежна. Здесь в этом месте, намеченном для борьбы, должны были сойтись в потемках, на ощупь, национальная гвардия и мятежники. Необходимость была одинакова как для тех, так и для других. Из этого места можно было выйти только победителем или быть вынесенным мертвым — другого выхода быть не могло. Впрочем, с обеих сторон веяло одинаковой яростью, ожесточением и решительностью. Для одних идти вперед значило умереть, и никто не думал о том, чтобы отступать, для других остаться значило умереть, и из них тоже никто не думал о том, чтобы бежать.
Необходимость требовала, чтобы завтра все было кончено, чтобы победа была на той или другой стороне. Отсюда к непроницаемому мраку этого квартала, в котором все должно было решиться, примешивалось веяние смертельной тревоги, и в безмолвии, готовом разразиться катастрофой, чувствовался трепет ужаса.
В этом месте слышался только один звук, но звук глухой, как предсмертное хрипение, грозный, как проклятье, — набатный звон с колокольни церкви Сен-Мерри. Ничто не могло более леденить кровь, как разносившиеся в темноте, полные отчаяния, призывные вопли этого колокола.
Как это часто бывает, казалось, что и сама природа настроилась на один лад с людьми. Ничто не нарушало зловещей гармонии этого целого. Звезды скрылись, тяжелые облака заволакивали весь горизонт своими темными складками. Черное небо расстилалось над этими мертвыми улицами, точно необъятный саван над исполинской могилой.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь